Введение
С творчеством Бориса Свешникова я вплотную познакомилась в конце 1990-х годов. Свешников вел замкнутый образ жизни и попасть к нему было непросто. Когда мы пришли к нему домой, я увидела красивого аскетичного вида человека с большими, глубокими глазами. Очень напряженного. Как писал Мамлеев «Это был очень русский человек; в его глазах сквозила боль, и при взгляде на него складывалось впечатление, что он пережил какую-то драму». А пережил он сталинский лагерь.
Наследие художника
В начале 2000-х годов в контексте «оттепельных» выставок, которые проводились в Третьяковской галерее, когда я там работала, мне очень хотелось сделать и персональную выставку Бориса Свешникова. К этому времени Свешников уже умер, и я общалась с его женой Ольгой. Но оказалось, что большое количество лучших работ 70-х годов уже в те же годы ушло за рубеж. Впоследствии, я видела их в США, Швейцарии, Франции. Весомая часть его наследия сейчас находится в США, в Зиммерли Музее при Ратгерс Университете (штат Нью-Джерси). Хорошая подборка 70-х в коллекции Лидии Саворетти в Женеве. Иностранные коллекционеры очень любили творчество Свешникова и скупали его работы сотнями: Стивенс, Эстерик и многие другие.
Собрать эти вещи в ГТГ на тот период оказалось нереальным.После смерти Свешникова, а затем его жены, все оставшееся наследие было выброшено на рынок. Свешников продавался дилерами направо и налево. В нашей стране основная часть наследия Бориса Свешникова сосредоточена в коллекциях москвичей Валерия Дудакова, Максима Боксера, Бориса Фридмана, Ивана Филонова, Владимира Немухина, Эрнеста Багдасаряна, Игоря Маркина. Так или иначе Свешников есть практически во всех коллекциях нонконформистского искусства.
«День прошел», 1997. Собрание Музея АРТ4
В 2007 году в галерее «Новый Эрмитаж» усилиями Валерия Дудакова была все-таки сделана персональная выставка Бориса Свешникова, собранная из 13 коллекций. Последний раз я видела очень симпатичную выставку Свешникова «оттепельного» периода в Музее ART 4 у Игоря Маркина.
Арест
Борис Свешников родился в 1927 году. В 1944 поступил в Московский институт прикладного и декоративного искусства (МИПиДИ). 9 февраля 1946 года девятнадцатилетний студент художественного училища Борис Свешников вышел из дома родителей. Целью его прогулки было купить керосин в соcедней лавочке, и в руках он держал бидон. Домой он вернулся через десять лет. Борис Петрович Свешников был арестован за участие в террористической группе, готовящей покушение на Сталина. Одним из участников этой сфабрикованной НКВД группы был также художник Лев Кропивницкий, вместе с которым Свешников учился.
Автопортрет Бориса Свешникова. 5 ноября 1947 года
Из показаний на допросах: «В СССР хорошие художники не могут применять и развивать свои таланты... Художники у нас не свободны... они рисуют не то, что хотят, а то, что им скажут...» Из обвинительного заключения: «Свешников не терпел ничего советского... Преклонялся перед идеологией национал-социализма, а также перед силой немецкого оружия и Гитлером... Свешников готов пойти на все и после соответствующей обработки безусловно (подчеркнуто следствием. - Сост.) даст свое согласие быть исполнителем террористического акта против Сталина...» Осужден ОСО 26.12.1946 г. к 8 годам ИТЛ.
В 1946-1953 гг. Свешников находился в Ухтомлагере Коми АССР. Созданный там цикл рисунков принадлежит к самым значительным памятникам так называемого «лагерного искусства».
Уже через 2 года работ по прокладке трубопровода истощенного художника «списали в утиль», поместив в лагерную больницу. Выжить помог случай — через знакомых Свешникова удалось перевести в инвалидный лагерь на должность ночного сторожа. Там художник продолжил украдкой рисовать. Чудом было и то, что лагерные рисунки удалось передать на волю.
Письмо Бориса Свешникова к родителям. 20 апреля 1949 год
Впоследствии художник писал о своем творчестве: «Весь пафос моей живописно-графической деятельности в том, что я ухожу в плоскость бумаги, холста и живу там. И только в процессе органично-эволюционном (временном) открываются мысли и чувства, не бывшие до этого. С детских лет рисование было моей жизненной необходимостью как способ самосознания. Быть или не быть — вот кардинальный вопрос бытия. С приближением старости, с потерей беспечного энтузиазма юности, окружающая мгла жизни становится беспросветной. И тем настоятельнее потребность уйти в мир своей фантазии. Мои природные данные Анахорета получили свое подтверждение (на заре туманной юности). В 1946 году в следственных изоляторах лубянско-лефортовских тюрем и затем с 1949 по 1954 год, когда работал ночным сторожем в лагере «Ветлосян» Ухтижмлага: «Тогда я был совершенно один и ночами рисовал. Могу подтвердить свою благодарность судьбе, что с ранних лет своей жизни испытывал постоянные страдания и близость смерти, ибо это начало и конец всего сущего».
Лагерный период
Также, как и Мамлеев, и многие другие, кому это показывали, я была потрясена лагерными рисунками: «Он продемонстрировал свои изумительные картины, посвящённые сталинским лагерям, но что удивительно — там не было ничего социально-политического, что характеризовало советское и диссидентское искусство, которое было тем и плохо, что его социально-политическая направленность, лишённая глубины и духовных прорывов, погубила множество талантливых, а может быть, и гениальных людей советской эпохи. Но у Свешникова дело обстояло иначе — его искусство не сопротивлялось советской власти. Это было настоящее искусство, которое превращало лагерь в реализованный ад или какие-то уровни ада. Вся лагерная жизнь в его картинах интерпретировалась мистически — там присутствовали страшные существа, смерть…Но картины на то и картины — их нужно смотреть; языком живопись передать крайне трудно. У Свешникова, как и у Босха, в картинах, помимо художественного мастерства, присутствовал сюжет. Босх изображал ад, и Свешников изображал ад — но не в прямом, а в символическом смысле, потому что существа, присутствовавшие на этих картинах, уже не были людьми; это были сверхъестественные создания, которые, по всей видимости, рождались в душах заключённых.
«Смерть в дороге»
, лагерный рисунок 1950 года
Во всяком случае, я это понял так; так чувствовалось. Я видел людей, переживших лагеря, и надо сказать, что для этого нужно обладать некоторым запасом стойкости, потому что если не сопротивляться духовно, тогда конец. Но Свешников выжил, и на его картинах я увидел изображение того, что творилось в душах заключённых, в частности в его душе. Это был русский, советский Босх; это был ад, воплотившийся здесь, на земле. Боря Свешников ни на кого не жаловался и никого не обвинял, он просто изобразил то, что видел своими великими внутренними глазами, проникая в самую суть реальности, минуя её внешний облик».
Возвращение и реабилитация
Свешников вышел на свободу в январе 1954 года, через восемь лет после ареста. Он поселился в Тарусе на 101 километре, куда вернулся после лагеря и Аркадий Штейнберг, с которым он вместе сидел. А после реабилитации в 1956 году переехал в Москву, где сразу вошел в среду художников-нонконформистов. Мистические пространства его картин восхищали не только друзей по «лианозовской группе», но и более молодых художников-концептуалистов.
Вот, что писал о его творчестве Илья Кабаков в своей книге: «60-е —70-е…Записки о неофициальной жизни в Москве»: «Что же лежит в основе искусства (Свешникова)? Смерть как неизменяемое, несмываемое, неисчезаемое состояние, именно состояние. Не смерть, как небытие, отсутствие, а «бытие смерти», ее «пребывание», если можно так сказать…Он отнюдь не метафоризировал эту тему, не делал аллегорий типа скелета и проч. Боря изображает как бы повседневность… Но дело не в сюжете и не в тех предметах, и не в том пространстве, которое он изображает, а в том особом «воздухе», в той атмосфере, которая пронизывает и наполняет эти пространства. Это воздух, из которого полностью выкачена и улетучилась всякая жизнь и всякая память о какой бы то ни было жизни…Это особый какой-то театр существ без крови, что ли. Вот эта выкаченность бытия из поз и сюжетов бытия производит убийственное впечатление. Но дело не только в этом. А и в том, что все пространство картины пронизано особым светом…Это мир без теней, без деления на белое и черное…Холодный, чуть голубоватый свет смерти пронизывает эти предметы, этих людей, эти дома, эти горы, ландшафты, облака…Искусство Бори делится как бы на две группы… Это удивительная серия рисунков, с которыми он приехал из лагеря… и живописные его работы… Вот это присутствие мертвящего света особенно сильно в его рисунках…».
Без названия, 1979. Собрание Музея АРТ4
К началу 70-х годов Борис Свешников вырабатывает новые художественно -стилистические приемы, напоминающие пуантелистически-мозаичную технику: «Картины Бори послелагерного периода наполнены какой-то особой фактурой, которая резко отличается от контурной техники рисунков. Они исполнены какой-то особой цветной пуантелью, которая образует странное фосфоресцирующее свечение в разных местах картины, абсолютно не связанное с тем предметным миром и с тем сюжетом, который изображен. Эти сгустки свечения скопляются в разных углах и местах, и можно сказать, что картина живет отдельной жизнью от этих предметов и людей, которые на ней изображены… Но вся сила и энергия, повторяю, этих вещей лежит в той бесконечно сложной и богатой пуантели, которая и есть главный предмет изображения на этих картинах… То есть, разведенность в известном банальном смысле – «разведенность формы и содержания» — в данном случае является одним из самых сильных и действующих средств, которые характерны для искусства Бори Свешникова» (И.Кабаков).
90-е годы. Смерть
Борис в своей мастерской
Свешникову всегда была тяжела эта земная жизнь. В разные годы по- разному, но в 1990-е особенно. Юрий Мамлеев вспоминал: «Боря умер в 90-х годах. Это был действительно великий человек. А некоторое время спустя у меня состоялся застольный разговор с одним моим знакомым, который знал Борю и общался с ним. Он передал мне слова Свешникова о том, что ему очень тяжело жить в 90-е годы, что эта эпоха вызывает у него ужас и такое отвращение, что он предпочёл бы жить в сталинское время, потому что сейчас души людей полностью извращены, и поклонение золотому тельцу становится главной их чертой… Это уже предел падения. Вот так говорил Борис Свешников, великий художник XX века… Я знал много людей, у которых то, что творилось в 90-е годы, вызывало такое неприятие и отвращение, что они, по их собственным словам, предпочли бы жить при советской власти. И это говорили те, что когда-то были ярыми её противниками…Что поделать: ирония судьбы — одни заблуждения борются с другими».
Текст: Лариса Кошук
